Чёрная, Зелёная, Входная (на конкурс)

 #новогодний_alterlit #Петербург #конкурс_alterlit

Три двери вело из квартиры.

Первая — на лестничную клетку, в тот же Питер, что был за окнами. Андрей забыл, где ключ от неё, и его это не волновало.

Вторая, зелёная деревянная, в Ленинград. Пахло от неё шоколадом и детством, возле порога валялись зелёные и жёлтые иголки.

Третью же, чёрную, лучше не трогать без рукавиц — хрен оторвёшь пальцы. Примёрзнут.

Чёрная Дверь появилась в квартире первой. Андрей лежал под одеялами пьяный, безработный, одинокий, и решил, что допился, когда в стене с наполовину сорванными обоями в цветочек проявилась, а затем открылась дверь. Через неё пришла старушка. Она взяла его руку ледяными пальцами — на безымянном он узнал кольцо умершей матери с синим камнем — но старуха не была на неё похожа, маленькая, с глазами под цвет камня. Рассказала ему про мешок и Двери. Юркнула обратно.

Когда протрезвел, увидел, что холодильник и шкафы полны продуктов. Теперь они пополнялись каждую ночь. Кольцо дома он так и не нашёл, до этого думал, что его "нечаянно" прихватила жена, когда сбегала с сыном. Так и началась его Работа. Как же давно это было...

Каждый день он приоткрывал Зелёную Дверь, слушал детские желания, брал появившийся подарок из мешка, одевался потеплее и заходил в Чёрную дверь. Там его ждали несчастные бывшие дети. И Питер. Чаще всего, Питер. Или куда там этих горемык закинет судьба.

Так и в этот вечер. Он приоткрыл Зелёную Дверь, в проём просунула мохнатую ветку ёлка, и стал слушать:

— Дедушка Мороз, подари, пожалуйста-пожалуйста, музыкальную шкатулку. С балериной.

Андрей замер, потом подполз к двери и заглянул. Да. Она. Тонкая мышиная косичка, нос картошкой, а ведь когда-то Пустая Шоколадина казалась ему самой красивой девочкой в Ленинграде. Он рассмотрел комнату как мог из-за ёлки, вот пластинки Высоцкого, шкаф с хрусталём. А вот и колода, чтобы резаться в Дурака, почти новая. Наверное, этой зимой Андрей с Томкой и подружились.

Всё началось со спора на горке о том, как продолжался стишок про Жадину-Говядину. И потом, завидев его, она кричала на всю улицу: "Солёный Огурец!" Как-то под Новый Год он примёрз к качелям языком, только-только слякоть перешла в гололёд, и Томка побежала к нему в квартиру, оскальзываясь, и крича, что Солёный Огурец языком примёрз. А на следующий день постучалась с ледянками в рукавицах, звала на горку. Только снег уже растаял... Вернули они домой грязные как чушки. А через лет пять Томкина семья переехала. Переехала. Потому что Героический Ленинград превратился в Бандитский Петербург.

Андрей захлопнул Зелёную дверь и подошёл к окну.

Теперь это Питер. Город, где жил его сын, если он смог выжить без отца. Стоит ли надеяться на его прощение? Нет. Стоит ли давать надежду другим? Вдруг ночь за окном разукрасилась яркими цветными огнями. Салюты...  Новый год.

Но Андрея ждала Чёрная Дверь. Там Томка плачет, жизнь её разбита, хочет ли, чтобы давний знакомый увидел её такой?

Надел перчатки, красный тулуп, шапку, белую бороду, взял шкатулку, из красного бархатного мешка висящего между Зелёной и Чёрной. Вошёл. Холод, нестерпимый холод. Пальцы Андрея уже покалывало, не грели перчатки, он знал, что нос его краснеет от мороза, а волосы под шапкой стали белыми уже не от седины. От инея. Так всегда за Чёрной Дверью.

Всхлипы. Как всегда за Чёрной Дверью. Мимо него по ступеням пролетело кольцо, без камней, обручальное.

Ей было больше сорока, волосы стали короткими, крашенными, нос всё так же был картошкой, глаза красные от слёз, она сидела на грязном полу в светлом длинном пальто. И рыдала. Она подняла глаза на Андрея, наверное, услышала шаги. В этот момент она снова показалась ему самой красивой.

Он подошёл и сел на пол рядом, впервые не нашёл слов, обычно он ветвисто поздравлял людей за Чёрной Дверью и спешил назад, в тепло. Сейчас промолвил одно:

— Плохо?

Она кивнула.

— Ну тогда... Это Вам.

Она взяла как-то автоматически, слёзы капали теперь на деревянную крышку. У Андрея сердце разбивалось.

— Плачьте, страдайте сейчас, но потом... найдите силы освободиться от горя. И обещайте, что этот подарок будет напоминанием о начале нового счастья, а не о конце старого.

Он открыл шкатулку. Из неё полилась звонкая мелодия, в центре крутилась фигурка балерины. И сразу захлопнул крышку:

— Обещаете?

Кивнула. Глаза её прояснились.

Андрей встал и пошёл вниз, к Чёрной Двери, из которой пришёл. И уже в спину истошный крик:

— Солёный Огурец!

Андрей обернулся. Женщина прижала руку к губам и покраснела.  Он подмигнул и сбежал вниз. Он уже не чувствовал ни рук, ни ног, ни лица. Но был счастлив. Почему-то счастлив. Зря он не любил Чёрную Дверь, она дарила людям силы идти дальше.  И ему пора было. Забежал в квартиру, Дверь за спиной захлопнулась.

Он нашёл ключ от входной двери под пыльной книгой. Открыл. Побежал по новогоднему Питеру, в квартиру бывшей жены, ему нужно было извиниться перед сыном за все эти пятнадцать лет.

Открыл ему усач, в котором Андрей с трудом, но узнал сына. Усач качал на руках ребёнка, проговорил тихо:

— Проходи, дочку уложу.

И ушёл в комнату. Андрей остался топтаться в коридоре. Снял шапку, понял, что ещё в бороде, понял, сын его не узнал. Но тот вернулся с кольцом в руке.

— Разувайся, вы вчера так быстро ушли с тётей Томой. А мама просила передать, сказала, Тамаре оно под цвет глаз, — он вложил кольцо с синим камнем в руку отца и удивлённо заметил, — о, а ты сегодня не ледышка. Останешься подольше?

Первого января всё так же три двери вело из квартиры Андрея, но ключ от первой он больше не хотел терять