Оцените поездку (на конкурс)

#новогодний_alterlit #Петербург #конкурс_alterlit

– Дальше перекрыто. Здесь рядом, добежишь, – уверяет усатый.

В зеркале заднего вида его глаза. Маслины без косточек. Под ними говяжий холодец – щеки. Высаживает меня на лукойловской заправке, прямо под флаги.

Спешит домой к новогоднему столу, не хочет кружить, искать объезд.

Вытряхиваюсь из такси, шпильками в наледь. Куранты не пробили, а кучер уже – в крысу.

«Оцените поездку» – последнее, что говорит мне телефон. Потом умирает. Наверное, от холода.

Так. От метро он вез по Наличной. Справа были дома, слева лысые деревья Опочининского сада. Получается, заправка – на пересечении Большого и Кожевенной.

Куда, в которую сторону? Не была здесь никогда.

Надо узнать на заправке.

– С наступающим! – надеваю улыбку «умрем весело».

Зубасто улыбается в ответ. Растянутая мишура на шее. Красный гель-лак с елками и оленями.

– Подскажете, где…

Не договорила, а уже машет толстой рукой «туда». Похоже, я у нее не первая.

Снимаю улыбку, выхожу из бензинового тепла.

Да, в указанном направлении, через метель – мрачное здание. Советское.

Оно, не оно? Крыша – вроде как надо. Да и светится что-то наверху.

Других подходящих зданий вокруг нет, времени в обрез.

Снег острый, собака, бьет в лицо, в запястья. Перчатки оставила на работе. Дура.

Иду через заносы.

Крышу на Новый год придумала Машка.

Ей клиентка в салоне отдала приглашение. «Плюс один. Неприлично дорогое».

– Какой-то ухажер ее к себе позвал, когда мы ей корни подкрашивали... Новый год на крыше. Закрытое пати, – пела от радости Машка, – На Ваське, с видом на залив. Там музыка, концерт чей-то. Ты любишь такое.

Концерт нагуглить не получилось. Официально – все закрыто. Зимой и вдруг на крыше? Но остаться снова одной в Новый год…

Дергаю ближнюю дверь. Открыто. Лестничный марш, до потолка в пожелтевшем мраморе. Никто не встречает.

Машку в последний момент кто-то уговорил на укладку. А я уже была на Приморской. Как договаривались, в 23:00.

– Работы – на полчаса, а платят – разбогатеем! – слушала я Машку, глядя, как синие сопли с огоньками стекают ручейками по стене Приморской.

Ну да, разбогатеем. 

Отколотые плитки ступенек. Тусклый желтый свет.

– Закончу – сразу туда подтянусь, –  дребезжал в трубке голос Машки, пока за стеклом такси проносилась Наличная: рыжими фонарями, слепящей рекламой, – На входе скажешь «плюс один к Смирновой».

Смирнова – не Машка даже, а ее клиентка. Фея-крестная устремившихся к роскоши золушек.

На темной площадке третьего этажа запахло кислой капустой и китайцами. Вернуться или подниматься дальше?

До Нового года примерно полчаса.

Все-таки иду наверх.

Выход на крышу – приоткрытая железная дверь. За ней свет.

По всей крыше сияющие столбы. Присматриваюсь – это высокие газовые горелки. Они нагревают воздух над крышей. Создают тепловой купол. Поэтому даже небо выгнулось линзой.

Между горелками большие прозрачные сферы. Подвесные, на цепочках, уходящих… не видно куда. Как стеклянные новогодние шары, подвешенные к небу.

В некоторых сидят люди. Оказывается, это такие кресла.

Выбрала то, что ближе к центру. Между двумя столбами-горелками. Рядом еще одно свободное.

Внутри – толстый плед крупной вязки. Свеча в круглой керамике. Беру ее в ладони, как кружку. Согреваются руки.

Совсем рядом вросли в лед паромы, размером чуть ниже здания. «Принцесса Анастасия», «Принцесса Мария».

Где Машка? Опоздает ведь.

Совсем не заметила, как появилась музыка. Из столбов света, льющегося будто с неба, возникают музыканты. Сначала силуэты, потом и плотные белые фигуры. В руках скрипки, альты, флейты. Это они играют.

Кажется, мы движемся. Поплыли по заливу или… взлетаем?

Васька сверху похож на вмерзшую в лед рапану. Раковина, подсвеченная спиралью линий. Стрелка–верхушка. Наличная – нижний край, рожки нового порта. На голову накинута гирлянда ЗСД.  Если ее стряхнуть, поплывет Васька дальше. Сначала до другой улитки, с Кронштадтом. Потом вместе выберутся из акватории залива. А там и Балтийское море, и Северный полярный круг.

Музыканты – белые, снежные, искристые. Музыка носится вихрем, окутывает все полярным сиянием.

В руки дают квадратный плоский пакет. В таких приходят по почте виниловые пластинки. Еще похож на картонку – в детстве катались с горок. «Фонарик, исполняющий желания». Точно. Такие запускали над заливом, в Парке Победы, давно-давно, какой-то праздник. Тогда еще было не запрещено. Загадали желания. С Ромкой. Потом оказалось, одно на двоих. Не вспоминать, не вспоминать, дура, тушь ведь... Почему не сбылось? Может быть, вот прямо сейчас повторить и… получится. Да что же это? Какой Ромка, забыто, закрыто, закручено. Не вспоминать.

У каждого своя музыка про жизнь.

Только здесь она – вечная, бесконечная. От неба до земли.

Вокруг отпускают зажженные фонарики в ночное звездное небо. Я – тоже.

А музыканты, играя, разлетаются золотисто-белым снегом, опускаются снежинками прямо на Питер.

Замёрзшие сухожилия каналов. Крошево льда на Неве. Пульсирующие огнями нервные клубки мостов и дорог. Все это сейчас накрывает белым и мягким. Снежной ватой – в детстве выкладывали такую между рамами окна. И в нее – маленькие ёлочные игрушки.

Шарик – как на верхушке Зингера.

Золотую луковку – как на Спасе.

Ёлочку – как на Дворцовой.

А под форточкой растягивала фольговую гирлянду из корон, как на Невском.

Почему вспомнилось сейчас? Неужели все – музыка?

Спускалась по грязной лестнице, сама не своя. Тишину сломал звонок в кармане. Телефон ожил. Машка. Орет в трубку, пытаясь перекричать бодрое  «впитирипить»:

- С Новым годом! Я уже здесь! А где ты?

Ну как мне сказать ей, если я сама не очень понимаю.