Бронзовая птичка (на конкурс)

#новогодний_alterlit #Петербург #конкурс_alterlit

Новому Кроткину исполнилось три месяца. Старый Кроткин закончился, когда его бросила жена. Ну, как “бросила”, он сам ушел. Застать жену с собственным начальником - врагу не пожелаешь. И застать отнюдь не за разговором о теореме Ферма.

Сам виноват, чего уж. Нечего было дневать и ночевать на работе, выполняя нудные, порой бессмысленные поручения шефа. Теперь-то понятно, зачем нужны были эти поручения.

Да и тот скандал, за три дня до измены, был совсем не нужен. Так не Кроткин его и начал. Явился домой, как обычно, ближе к одиннадцати. Слово за слово, сцепились языками. Жена кричала, что за такую зарплату он должен ходить на работу максимум раз в неделю. Или попросить, наконец, надбавки. И Кроткин понимал, что она права, что надо бы сходить к шефу... Но он трусил. Шеф был типичным быдлом, наглым и заносчивым. Мог послать матом. А интеллигент в схватке с быдлом всегда терпит поражение: у интеллигента пространство для маневра меньше. Этой мыслью Кроткин утешался после каждой выволочки.

…Сегодня, 31 декабря, пить Кроткин начал с самого утра. В последние месяцы он делал это все чаще. Новому Кроткину было плевать на будущее. Сегодня - особенно. Встречаться с кем-то, даже с родителями, говорить пустые слова было выше его сил. Напиться и забыться тяжелым смрадным сном — вот и все, что было ему нужно.

Но часа за три до полуночи в хмельной голове что-то переключилось, она дала команду нетвердым уже ногам, и они понесли Кроткина на улицу. Лиговка, Невский, вздыбленные кони Аничкова, Фонтанка… Он не шел, а практически бежал, продираясь сквозь мокрый снег, огни, машины, людей, огни, снег, витрины, небо, огни, огни, огни… Кроткину казалось, что огни проникают внутрь и жгут, жгут, и гонят куда-то в недоброе. В нехорошее.

У Пантелеймоновского моста (придумают же название!) выдохся совсем, навалился на гранитный парапет, уперся глазами в темную невскую воду. “Сигануть! - стучало в голове. - Сигануть, и все, и…”

- Дурак ты, - голос прозвучал откуда-то снизу, от воды. Голос хриплый, пропитой.

- Сам дурак, - машинально ответил Кроткин, но, собрав в кучу остатки проклятого интеллигентского воспитания, все же спросил:

- А вы кто?

- Слепой что ли? - грубо прохрипел голос. - Глаза разуй.

Кроткин пригляделся: в гранитную стену набережной была вмурована знаменитая бронзовая скульптурка Чижика-Пыжика. Только сейчас скульптурка эта ожила и переминалась с лапки на лапку.

Кроткин понял, что это она. Белая горячка. “Не дай мне Бог сойти с ума…” всплыло в голове что-то из школьной программы.

- Чижик?..

- Да, да! - досадливо проговорила птичка, закрепляя абсурд происходящего. - И на Фонтанке водку пил. Не спрашивай. Лучше желание загадывай.

- Любое? - Кроткин решил не сопротивляться разрастающемуся сумасшествию. Авось, само отпустит.

- Ага, щас. Любое — это к Деду Морозу, которого не бывает. А я могу вернуть тебя в любой момент твоей жизни. Но только в этом году. Думай быстро, но тщательно. А то поназадумывают всякой фигни…

“Так… так, - Кроткин судорожно пытался собрать разбегающиеся от хмеля и гонки мысли. - Так… А что, если не прийти домой в тот вечер? Жену с шефом не застану, и вроде как ничего и не было. А потом все как-нибудь само собой…”

Кроткин ясно увидел, как приходит домой на следующее утро. На пороге стоит сумка с его вещами….

“Нет, надо раньше, еще раньше. Надо было промолчать, не отвечать в тот вечер, не скандалить”.

И снова перед глазами картинка: жена ругается, он молчит, жена кричит еще сильнее, прямо заходится от кроткинского молчания.

- Я не знаю, - устало выдохнул Кроткин. - Верните куда-нибудь. На ваш вкус.

— Это завсегда пожалуйста, - и Чижик взмахнул правым крылышком…

…В приемной шефа беззвучно рыдала секретарша Катя. Катя всегда нравилась Кроткину. Она явно выбивалась из того длинноногого, но тупоголового секретарского шаблона, которым наводнен корпоративный мир. Старый Кроткин на слезы и внимания бы не обратил. Зачем ему чужие проблемы? Но у нового Кроткина не было будущего, поэтому нечего было бояться и за настоящее.

- Опять обматерил? - спросил он.

- Да. - Катя мелко закивала. - Он назвал меня… Назвал меня…

- Не реви.

Кроткин зашел в кабинет. Шеф сидел в своей обычной расслабленно-наглой позе, мол, все вы у меня тут под башмаком.

- Я занят, - раздраженно буркнул он. - Зайди к концу дня.

Не говоря ни слова, Кроткин подошел к столу и впечатал кулак в мясистый, покрытый сосудистой сеткой нос шефа.

- Еще раз тронешь ее… - пригрозил он, посмотрел в растерявшие всякую наглость, по - кроличьи испуганные начальнические глазки, понял, что хватит, и вышел…

…- Доволен? - спросил Чижик.

- Очень! - саркастически выплюнул Кроткин, вздохнул и начал переваливаться через парапет. Жизнь не изменишь. Чудес не бывает. Гори оно всё!

- Витя! - раздалось за спиной, и его накрыло чьими-то руками, запахом, теплом. Кроткин обернулся:

- Катя?

- Я иду, вижу - ты. Тебе плохо?

- Нет, мне хорошо, - ответил Кроткин. И почти не соврал.

- Пойдем ко мне, - предложила Катя. - Я у друзей должна была праздновать, а у них ребенок заболел. Тебе не надо оставаться одному. Пойдем?

- Пойдем.

И они пошли. Они шли, болтая о чем-то неважном. По ночному праздничному городу. Мимо машин, людей, витрин, огней. Огни больше не жгли Кроткина, они обволакивали. Согревали. Как согревал и обволакивал катин голос. И Кроткин чувствовал, что именно теперь становится по-настоящему новым. Как и положено в новогоднюю ночь.

Они были так увлечены друг другом, что не заметили, как за их спиной маленькая бронзовая птичка начала расти, накрывая белым ангельским крылом улицу. Реку. Город. Мир.