Двое (на конкурс)
#новогодний_alterlit #Петербург #конкурс_alterlit
Тебе. Спасибо, что все это время со мной.
Левый берег Черной речки. Рассвет нехотя выглядывает меж одиноких берез. Снег, иссиня-белый, сказочный, завладел землей и небом.
Я должен встать и закончить дело, подняться, чего бы это ни стоило. Нас все еще разделяет барьер из сброшенных шинелей, но, боюсь, мне его уже не преодолеть.
Он просто отворачивается и передает пистолет, затем шагает прочь, к саням, что умчат его в винный смрад ресторации. Он – лучший стрелок Петербурга, а я даже не поэт. Снег жадно глотает мою кровь, безучастно, безразлично, отрешенно. Снег ненасытен, а я слишком щедр.
Но разве мог я поступить иначе, когда задета ваша честь? Разве мне забыть когда-нибудь ваш благодарный взгляд? Мы едва знакомы, это наша первая встреча, но чего стоила бы моя честь, не вступись я за вашу? Иначе мне не поднять на вас глаз, не видеть своего отражения в зеркале, мне не быть.
Я стрелял первым, но упустил даже призрачный шанс, где-то по дороге выронив пенсне.
Доктор резвее секундантов, но так же плохо владеет собой. В его глазах приговор, в моих – почти ничего. За всю ночь я и на мгновение не смежил век, зато теперь будет время отдохнуть. Глаза смыкаются, уходит злость, досада, боль. Ненадолго остается только ваш образ, ваш взгляд.
Уже десять часов, как у России нет царя.
Петроград сейчас – это не светлые стены и белые мундиры, не золотые канделябры и натертые до блеска паркеты. Петроград – это грязный снег с наших сапог, черные бушлаты и граничащая со звериной яростью решимость.
После взбудораженных, клокочущих улиц умиротворенность особняка кажется инородной. Каждый из нас, солдат, матросов, прибившихся рабочих и ротозеев, здесь чужой.
Он стоит напротив, у окна в большом светлом коридоре. Начищенные сапоги, мундир с эполетами, белые перчатки. Мразь в нарядной упаковке, лицемер и трус.
Это не суд, это казнь.
Чуть слышный шелест заставляет меня обернуться на лестницу.
Это вы. В домашнем платье, явно не ждали гостей, тем более таких, как мы, взъерошенный авангард революции. Пытаюсь убедить себя, что, круша старое, даже ради великой цели, нельзя не измазаться в грязи, но можно не пустить грязь внутрь себя.
И все же растерян.
Он много старше вас, но в этой жизни нам не довелось встретиться раньше. Вы похорошели за восемьдесят лет с нашей прошлой встречи, чего нельзя сказать обо мне.
Он смотрит на вас, будто ища защиты.
Ваш взор принадлежит только мне. Между нами всего несколько шагов паркета и стена высотой в бесконечность.
- Сударыня, даю слово, что вашего мужа ждет справедливый суд.
Но и этого не могу для вас сделать.
За моей спиной раздается выстрел, делающий вас вдовой. Эталон девальвации данного слова.
- Собаке собачья смерть! – кричит стрелок.
Я разворачиваюсь и выхватываю револьвер из рук ошалевшего от вседозволенности матроса, тут же получаю удар по затылку, еще один в ребра, затем лежа участвую в собственном избиении. Пытаюсь увидеть вас в частоколе ног.
Тщетно.
Вьюга разыгралась. Бушующий снег вокруг – впереди, слева, справа. Из непроглядной тьмы полуторка тащит груз в такую же непроглядную тьму. Еду почти наугад, но эта вьюга, возможно, наш единственный шанс доставить груз. Молчит вражеская артиллерия, уродливые махины люфтваффе спят в своих гнездах.
Лед Ладожского озера, холодный, мертвый, стал пульсирующей артерией, единственной Дорогой жизни в блокадный Ленинград.
В кузове пять мешков муки. Целых пять мешков, которые спасут сотни жизней, продлят неугасающую надежду.
Показалось, или впереди вижу огонек. Прошлый остался далеко позади, и я уж решил было, что сбился с пути.
Точно, огонек. Богиня!
Свет фар выхватывает фигуру – ушанка, маскировочный халат поверх телогрейки и ватных штанов. Держит фонарь, словно стойкий оловянный солдатик. Что-то тащит меня из машины, какая-то неведомая сила. Не глушу двигатель – потом может не завестись.
Это ты. Замороженное обветренное лицо – почти маска, распухшие нос и губы, и только глаза, живые в обрамлении заиндевевших ресниц. Мы так близко, как никогда прежде, и я слышу каждое слово.
- Езжай, миленький! Ты нужен им. Тебя ждут. Езжай!
Хочу схватить тебя, сгрести в охапку, согреть в кабине, увезти далеко. Но мы оба знаем.
Возвращаюсь в машину, оборачиваюсь, кричу:
- Я вернусь! Слышишь! Вернусь!
Ты остаешься позади, тьма поглощает тебя. Хрупкий солдатик беспощадной войны.
Питер. Молодой озорник, смеющийся, радостный, но на каждом углу, в каждом камне печать могучей истории.
Удивляюсь количеству празднующих на улицах, презревших запреты, предпочевших уюту квартир разухабистый снеговорот. Захожу с Грибоедова, долго звоню, пока не появляется хмурый охранник. Протягиваю мятую пятерку, реагирую на пассивность еще одной купюрой. Пристально изучает меня – слишком легко расстаюсь с деньгами – не суицидник ли? Наконец кивает головой в сторону лифтов.
Поднимаюсь на крышу. Смотровая площадка Зингера хороша летом, но мне нужно быть здесь зимой, на стыке лет. Все еще неведомая, но уже привычная сила тянет меня сюда.
Ты стоишь спиной ко мне, смотришь на Невский. Впереди улегся Казанский собор, каменный исполин, могучий орел в огромном зеленом клобучке, приглашающе раскинувший крылья с перьями-колоннами.
Ты оборачиваешься, зная, что я уже здесь.
Двое посреди снегопада в центре города, прилежно соблюдающие социальную дистанцию в семь этажей от празднующей толпы. Нам не нужны слова. Причудливые изгибы времени сводят нас в точке истории, где нам позволено просто любить. И это стоило сотен лет ожидания.
Я делаю шаг, сокращая дистанцию между нами до нуля, и до бесконечности от всего остального мира.
-
Да всё просто с количеством символов. Признак конца строки \n - два символа, Ворд их не считает. И другим не советую.
-
ответ на комментарий пользователя Nematros : #3465830
Все-таки захотелось сказать несколько слов о рассказе. Я искренне считаю его даже не одним из лучших в конкурсе, а лучшим. При этом рассказ мне по-прежнему не близок. И мне захотелось понять – почему?
Сначала хотелось бы немного высказаться по теме, которая была затронута в комментариях, и по которой автор немного отрефлексировал. Тема называется «профессионализм писателя». Знаете, я долго тусовался на фотофорумах (там обстановочка много хуже здешней, здешние тролли – это агнцы по сравнению с…). Так вот, там, на фотофорумах, взгляд на «профессионализм» циничный, но здоровый. Профессионал – это человек, получающий за свою работу деньги. Всё. Никакого отношения к качеству продукта, к творческой составляющей и таланту понятие «профессионал» не имеет. Фотограф, снимающий детей в школе – профессионал. Гениальный фотохудожник, работающий менеджером по продажам – нет. Так что, думается мне, автору стоит расслабиться на эту тему. Тем более, «профессионалов», живущих литературой, практически не осталось. Я не говорю про Донцову с Акуниным, они зарабатывают писательством, но это не литература. Условный Достоевский в наше время не имел бы никаких шансов выжить своим творчеством. Поэтому, на мой взгляд, настоящую литературу в наше время могут создавать только любители. Он более свободны от вкусов публики и редакторов.
Теперь о самом рассказе. Совершенно очевидно, что большинство из написанного в комментариях, а уж тем более в рецензии Вассермана – бред сивой кобылы. Просто потому, что не имеет отношения к литературной составляющей рассказа. Все эти подсчеты грузоподъемности полуторок и количества знаков – так важно, что даже кушать не можется, но это не о рассказе. И я пытался понять – почему. Почему никто не говорит о сути? Ведь рассказ хорош. Конъюнктурен? Да. Но, простите, а как может быть не конъюнктурен рассказ, написанный на конкурс с жесткими условиями? Рассказ не совсем попадает в условия конкурса? Да, честно говоря, уже плевать, потому что большинство из того, что в рамках конкурса, читать невозможно.
И вдруг я понял: да просто в рассказе не за что зацепиться, кроме пяти мешков муки и прочей фактологической фигни. Литературно рассказ гладок, как бильярдный шар, каждая буква в своей ячейке, каждая метафора в единственно правильном месте, на каждую душевную струну надавлено там, где надо. Все настолько идеально, что создается впечатление… компьютерной программы. Впечатление фотографии, измененной в графическом редакторе до идеальной неузнаваемости. То есть достоинства рассказа, доведенные до совершенства, внезапно превратились в его недостатки. Вот именно это, извините, автор, душа не приняла.
Есть такой термин «отумизм». Термином обозначается некий творческий продукт, произведенный «от ума», выверенный, точный, но не совсем живой. Я полностью верю автору, когда он говорит, что вложил в рассказ частичку себя. Но ум, особенно ум тонкого и опытного человека, которым безусловно является автор - это тоже частичка. Но это, к сожалению, не все. В хорошей литературе должно быть что-то еще. Вот этого «еще» мне и не хватило в рассказе.
Очень надеюсь, автор, что я вас не обидел. Хочется читать вас еще, когда вы не будете скованы рамками конкурсных условий.
-
Большое спасибо за развернутый, подробный ответ, мнение, которое требует времени хотя бы на подбор формулировок, не говоря уже «о подумать». На всякий случай перечитал его трижды, пытаясь отыскать место, которое бы могло меня обидеть, но не нашел его, а вот пользы и пищи для размышления – да, предостаточно.
Есть у меня знакомый писатель, при каждом удобном случае вворачивающий: «мужчины не обижаются, мужчины огорчаются». Так вот он огорчается при каждом удобном случае, что ни скажи о его творчестве.
С «отумизмом» раньше не сталкивался, видимо больше в фото-среде употребляется, но интересно и весьма точно попал в русло обсуждения. Я на днях перечитывал (или впервые читал) некоторые конкурсные рассказы, и один из них, про прививку от русофобии, по-моему, называется «Иммунитет», лично мне показался эталоном отумизма, причем убедительно вписанным в рамки конкурса. Читал и думал, что вот так и пишутся рассказы для победы – хорошим языком, с авторскими находками, размеренно раскиданными по тексту, крепко прошиваются идеей, поданной не в лоб, но более чем считываемой. И вот этот случай превалирования ремесла над искусством (что ни в коем случае не умаляет достоинств как автора, так и текста), мне врезал творческого пинка. Рассказ нужно выпестовать, но не выхолостить (сложно, как взболтать, но не смешивать).
И второй пинок помню, получил лет пять назад. Есть такой сценарист Николай Куликов, причастный в разной степени к «Легенде № 17», «Движению вверх», реинкарнации «Экипажа» и ряду других фильмов, например к идущему сейчас в прокате фильму «Огонь». За глаза некоторые коллеги по индустрии называют его «Коля-схема». Он придерживается правила, что если ГГ должен впервые появиться в кадре не позднее десятой страницы сценария, значит так тому и быть; если в сценарии 120 страниц, то мидпойнт не может оказаться на 58-й или 62-й странице – только в самой середине, и так далее. И его фильмы собирают миллиарды, а это чего-то стоит. И вот тогда, пообщавшись с ним на обучении в киношколе, я понял, что должен не позволить себе превратиться в «профессионала» (и пока успешно – по моим сценариям не снято ни одного фильма).
И вот такая граната от вас прилетает в тыл. Значит, действительно труден творческий путь. Не могу не принять это, как третий творческий пинок.
Еще раз спасибо.
-
ответ на комментарий пользователя Nematros : #3466396
Такое, в принципе, бывает. И даже не так уж редко. Помню, сколько-то лет назад в сети проводился канкурс на публикацию романа для подростков какого-то крупного издательства (вроде даже ЭКСМО). Там собралась группа авторов, вполне взрослых и умелых, взяли себе псевдоним и наваяли прямо идеальный роман по всем параметрам: формат, простая, для школьников, стилистика, все современные на тот момент подростковые тенденции, сленг, уровень фантастичности, антураж. В принципе, цель была достигнута, все состоялось. Кроме этого романа - издательство взяло произведения своих, уже печатавшихся у них авторов, вне зависимости от того, что предложенные вещи мало имели отношения конкретно к подросткам. Как бы тоже интересный эксперимент был того самого отумизма, сработавший на все сто...
-
мне очень понравилось прочитанное
достойно и чрезвычайно поэтически. действительно, не стыдно за такое голосовать
больше ничего говорить не буду, в этом нет необходимости
