Маленькое счастье

— Счастье! Кому счастья? — Звонкий голос наполнил улицу, прорвался сквозь гул толпы, звон трамвая на углу и даже заглушил вечные крики разносчиков мороженого. Город словно вздохнул и замер, а над брусчаткой, рельсами, шляпами и крышами летело певучее:

— Кому счастья? На пробу даром, а больше — как повезёт!

Городской аптекарь (ну и кое-кто ещё, но он не любил афишировать это) Викентий выглянул в приоткрытое окно. Очередной шарлатан? Порт-Аскольд видел их немало. И голос как у мальчишки, звонкий. Таким песни хорошо распевать на пляже вечером, когда праздные отдыхающие уже побрели в гостиницы, моряки расползлись по кабакам, а песчаное полукольцо берега бухты целиком принадлежит ватагам пацанов. 

Тогда море пахнет загадкой и ветром, а не солью и йодом, как сейчас, с утра.

— Кому счастья? Вам, господин?

Викентий едва не поперхнулся утренним кофе. Но нет. Несмотря на неожиданный и, главное, неуместный вопрос поставил чашку на столик и высунулся теперь уже по пояс, глядя вниз. С его второго этажа продавец неведомого счастья был как на ладони: разумеется, мальчишка. Лет пятнадцати, с вихрастой головой, задранной сейчас назад, в застиранной матроске — уже не белой с синими полосками на рукавах, а чёрт знает какого серого оттенка. Такого же цвета, как глаза, которыми паренёк серьёзно разглядывал аптекаря.

И босиком. Совсем нищий, его ровесники уже стеснялись ходить без обуви, всё же не дети. А он — запросто.

— Почём отдашь? — шутливо спросил Викентий. У мальчишки на плече висела чиненая-перечиненная сумка из парусного холста. Судя по размерам, там не могло оказаться ничего крупнее пригоршни гальки. Или пары раковин. Для отдыхающих и это товар, но зачем называть дары моря счастьем?

— А вам какого? — совершенно серьёзно уточнил мальчишка. — Простого человеческого или там... деловое какое нужно? Чёрных радостей не продаю: чтобы у врага горе случилось или ещё чего-нибудь эдакое. Только чистый продукт.

Викентий крякнул. Только хотел прикупить чужой беды, есть кому пожелать, есть, а тут такая закавыка.

— Ну... Давай, что ли... Впрочем, нет! Подымайся-ка сюда, поговорим.

Мальчишка кивнул, поправил сумку, чтобы не сползала с плеча, и пошлёпал по горячим камням ко входу в особняк аптекаря. Первый этаж — торговый, на втором комнаты для прислуги и апартаменты самого Викентия. А под крышей мансарда, видевшая немало опытов с лекарствами, минералами, привезёнными издалека сушеными травами и прочим потребным в его деле товаром.

Шустрый паренёк уже показался в дверях. Аптекарь кивнул ему на стул, допил-таки кофе: остывший только вылить, а заварен он был вкусно.

— Садись, садись... Расскажи-ка... Хотя нет. Как тебя зовут?

— Миклаш.

Аптекарь повторил редкое, неместное имя про себя, словно покатал в закрытом рту леденец, потрогал языком. Мик-лаш. Любопытно.

— Ты не местный?

Мальчишка сидел на самом краю стула, не касаясь спинки. Будто собирался вскочить и сразу бежать дальше.

— Нет. Я странник, господин. Сегодня здесь, завтра там. Земля большая, а счастье нужно повсюду.

— Логично. И ты говоришь, что можешь продать счастье?

— Не продать. Подарить, поменять, потерять у вас под ногами, чтобы только наклонился, протянул руку — и вот оно. С ним же всё сложно, со счастьем, но у меня большой опыт.

Хм. Большой... За последние пятнадцать лет Викентий еле-еле освоил второй круг Высшей магии, а для этого тощего вихрастого скитальца эти полтора десятилетия — вся жизнь.

— То есть деньги тебе не нужны?

Миклаш помотал головой. 

— Забавно. Ты какой-то странный мошенник, дружок. Тогда зачем тебе это всё?

— Это моя судьба, — просто ответил он. — Моя дорога. Очень долго объяснять, да и... мне кажется, именно вы не поверите. И я, конечно, не мошенник.

Викентий обхватил пальцами подбородок, как делал всегда, столкнувшись с непонятным.

— Почему?

— Ну... — Миклаш вдруг ярко улыбнулся, сверкнув ослепительными зубами. — Вы привыкли, что миром правят деньги. Серьёзные люди. Знакомства и власть. Одиночество и расчёт. Так почти все взрослые думают.

Улыбка была не насмешливая. Только это и остановило аптекаря от визгливой ругани на весь Порт-Аскольд, которой иной раз побаивался даже мэр. Добрая улыбка. Душевная. От такой на душе светло.

— А разве не так?

— Нет, конечно. — Миклаш сунул руку в сумку, позвенел там чем-то, потом вытащил сжатые в кулак пальцы. Протянул Викентию:

— Возьмите на пробу!

На распахнутой ладони лежал... лежало... Шайтан побери, если аптекарь знал хотя бы, что это. А в заморских диковинах он был сведущ как никто.

Дрожащий подобно пламени или облачку тумана белёсый цветок, будто сотканный из паутинок и смоченный каплями росы, трепетал на грязноватой ладошке Миклаша. Даже аптекарь, человек суховатый и — да-да! — паренёк не ошибся, ставящий превыше всего власть и деньги, заворожённо застыл на месте.

— Это... счастье? — осторожно уточнил он.

Миклаш рассмеялся: опять же необидно, звонко, словно услышал хорошую шутку, от которой никому не стало больно.

— Нет, конечно! Счастье — оно внутри вас. Меня. Всех людей. Нужно просто открыть замок, а это... ну, ключ, наверное. Вам подойдёт.

Он слегка подбросил трепещущий цветок вверх подобно мячику. Тот подскочил, развернулся в воздухе навстречу Викентию и внезапно исчез, пахнув неожиданной в нагретой комнате свежестью.

Ничего не изменилось. Аптекарь даже призвал некоторые гм... силы, о которых не стоит говорить посторонним, но и они ничего не обнаружили. Пусто. Фикция. Кругом обман.

— Хороший фокус, дружок, — сухо сказал он, — но даже я могу гораздо интереснее.

— Всему своё время. Это же маленькое счастье, а не последний шарик мороженого. Потерпите немного. Час, два... Всё зависит от вас.

Аптекарь неожиданно разозлился. И так сегодняшнее утро не обещало ничего хорошего, а тут ещё... Он шагнул ближе и приподнял мальчишку за шиворот. Тот не сопротивлялся, да и вообще был совсем лёгким, словно ребёнок.

— Пошёл вон отсюда! У меня дел по горло...

Викентия прервали. Внизу кто-то нервно теребил дверной колокольчик, требуя открыть аптеку. Под окнами скрипели колёса, заржала испуганно лошадь, ругались два подвыпивших матроса, а продавец мороженого заорал: «Кому фиалковое? А вот кому фиалковое? Последние шарики!».

Обычный, в общем-то, гвалт, но как он помешал сейчас вдумчивой беседе, по итогам которой маленького оборванца неплохо было сдать стражникам. Пара недель в местной тюрьме за бродяжничество и обман, потом высылка куда подальше.

В довершение ко всему вдалеке часто-часто зазвенел трамвай, прогоняя зазевавшегося прохожего с рельсов. Сумасшедший дом на колёсах.

— Мастер Викентий! Хозяин ждёт, выходите! — заорал снизу грубый голос. — К девяти часам обязали быть.

Аптекарь отпустил мальчишку. Тот несуетливо встал, вовсе не обидевшись и — уж тем более — не испугавшись смены настроения хозяина дома. Снова улыбнулся и вышел из комнаты. Сумка так и болталась на плече, босые ноги шлёпали по начищенному служанкой полу.

Викентий вздохнул и выкинул всё из головы. 

Были дела, были. И они действительно поважнее маленького мошенника: аптекаря ожидал глава купеческой гильдии. Именно его слуга и ревел внизу пропитым басом. А предводителю всех торговцев Порт-Аскольда, почтенному Крадобору, от Викентия требовался один страшноватый обряд. И деваться некуда: лучше поссориться со всем городом, чем с одним главой гильдии. Дешевле выйдет.

Всё дело было в зависти. Крадобору шёл шестой десяток, его уже взрослые дети подобно щупальцам осьминога расползлись по всей стране, везде делая неплохие деньги. Нет числа разорённым купцам, бывшим конкурентам, нет жалости и сочувствия — как и научил их отец. Уж наживаться на чужих бедах он умел.

— Да выходи уже, клистирная трубка! — взревел внизу слуга. — Почтенный ждать не любит!

И вот теперь на старости лет этот жирный паук решил жениться. Мало ему трёх преждевременно умерших жён: люди поговаривали, что он нещадно колотил их там, за высоким забором своего дворца на окраине, рядом со складами и собственной пристанью. Мало денег. Мало власти. Крадобор, которого и называть-то почтенным было противно, решил отобрать жену у императорского посланника. Однако, не всё было просто: золота у графа завались, силой через две полуроты стражи и личный отряд охраны бандитам Крадобора не пройти, поэтому...

Ну да. Магия. Тёмная, как сердце самого купца, которой в должной мере владел в окрестностях Порт-Аскольда только аптекарь. На свою беду, конечно, потому как изучение этого непростого ремесла затевалось не в столь гнусных целях. 

А потом, когда граф умрёт неведомо от чего, купец своего не упустит. 

— Марта, буду к обеду. Феликс... Нет-нет, сиди, я поеду на повозке Крадобора. Вон кучер колотится, морда бородатая. Заложишь после обеда, съездим к Лейшницу, я приглашён на раут.

Он спустился вниз, подхватил собранный ещё с вечера саквояж, решительно выдохнул и вышел под палящее солнца, с порога наорав на грубого слугу купца. Тому было плевать, лишь бы выполнить задание почтенного хозяина вовремя.

Ехали долго. Улицы Порт-Аскольда и сами по себе узкие, а ещё пешеходы, торговые палатки в самых неожиданных местах, другие повозки, новомодные трамваи, велосипедисты и редкие всадники. Шум. Гам. Смесь звуков, запахов, солёного ветра с близкого моря и чисто южной суеты, когда ни слова тихо, ни жеста без того, чтобы толкнуть соседа.

— Па-а-астаранись! — взрёвывал бородатый слуга Крадобора. Вытирал рукавом потное красное лицо, фыркал лошадям, иногда нахлестывал их вожжами. — Куда лезешь, зар-раза, пошёл вон!

Они миновали центр, широкую торговую площадь, свернули у ажурного дворца наместника, где и жили ничего не подозревающие граф с графиней. Флаги на башнях, верхушки деревьев, равнодушные лица стражников у стены. Копыта лошадей цокали уже по выложенной крупными камнями набережной, повозку подбрасывало на них, но Викентию было не до того. Даже на море, бескрайнее, спокойное, зеленовато-голубое, он не обращал внимания, хотя всегда любил этот простор и эту нечеловеческую красоту.

Он вообще любил тишину. Красоту. Маленькие достижения, изобретение новых лекарств и постижение бесконечной в своей глубине магии. 

— Пошли, пошли, ленивые! — орал кучер. Набережная была почти пуста, можно и разогнаться. Впереди показались склады Крадобора, обнесённые, как и всё, что ему принадлежало, высоченным забором. Повозка подпрыгивала, как бы губу не прикусить. Аптекарь плотно сжал зубы.

Вся идея ему не нравилась ещё больше, чем раньше. Наместника не особенно жаль, он с ним сталкивался всего пару раз, а вот графиня... Она явно любит мужа, его смерть станет для неё ударом. А их двое детей: удивительно похожий на графа сынишка лет пяти от роду, закутанная в шелка и ленты совсем крохотная дочь, в чём они будут виноваты, какая судьба их ждёт? И ведь ради чего, этого жирного упыря, который не знает, чего бы ему ещё возжелать...

Тьфу. Шайтана ему в гнилое сердце.

Викентий не любил людей, но от вида детей — особенно совсем маленьких — в душе всё же шевелилось нерастраченное тепло. Женат он не был, женщин вообще сторонился, своих наследников ожидать не приходилось.

Повозка на всём ходу влетела в предусмотрительно раскрытые ворота дворца Крадобора — массивные, окованные толстыми полосами железа изнутри и снаружи. Крепость, а не жилище главы гильдии. Невидимые отсюда, глухо лаяли сторожевые псы, звенело оружие, отчаянно воняло сгоревшей кашей и давно несвежей рыбой. Башни нависали над двором подобно грозовым тучам.

— Слезай, алхимик! — рявкнул подбежавший слуга, подхватывая лошадей под уздцы. Кучер согласно кивнул, осклабился и задрал бороду. — Слезай, говорю, хозяин заждался!

Вот же псы цепные. Викентий нарочито неторопливо выбрался из коляски, не забыв прихватить саквояж. Постоял немного, борясь с дурнотой внутри после поездки по камням. Потом выдохнул и пошёл ко входу, откуда уже торопливо махал руками Зеро, астролог купца. Человечек ничтожный, всего боящийся, но именно он рассчитал, что сегодня утром самое подходящее время для магического действа, которое будет крайне важным для Крадобора. Аптекарь отмахнулся от Зеро саквояжем: этот низкорослый, всегда пованивающий чем-то тухлым человечек норовил пожать ему руку как равному.

Ещё чего. Обойдётся.

— В зал, в зал! — пришепётывал Зеро (имя это или кличка? — вдруг подумал аптекарь), ничуть не обиженный поведением гостя. Скалился пеньками гнилых зубов, неприятно обнажая противно-розовую верхнюю десну. — Жертва готова. Хозяин в ярости, устал ждать. Обещал золота! Обещал запороть плетьми до смерти! Почтенный — такой затейник...

Стражники у дверей равнодушно расступились. Астролог подпрыгивал, забегал вперёд и что-то говорил, говорил, говорил, не умолкая. У Викентия вдруг заболела голова от всей этой суеты, но шёл он спокойно, стараясь казаться важным.

— Пришёл, мошенник? — рыгнув, окликнул его почтенный донельзя Крадобор. Опустил пустой кубок, вытер губы рукой и заржал. На людях он старался быть с аптекарем более-менее вежливым, а тут — чего стесняться? Все свои. — Мог бы и поторопиться, когда хозяин зовёт.

Этот жирный ублюдок искренне считал всех вокруг слугами. Викентий побелел от ярости, но молча поклонился. 

Крадобор с трудом, в три приёма, вылез из-за стола, не предложив даже стакан воды. Косолапя, подошёл к аптекарю. Жирные пятна на дорогом костюме, запах крепкого вина и надоедливый, вразнобой, звон многочисленных украшений при каждом движении. 

Сало в шёлке и золоте.

— Вон, в углу, собачка ихняя! — рявкнул купец. — Ты говорил, надо что-то для их семьи важное попользовать, попрёт, значит. Мурака раздобыл, кучер. Зеро тебе там поможет, а я погляжу.

Он ткнул аптекаря толстым пальцем в грудь, как бы ставя точку в приказе.

Викентий посмотрел на привязанную к грубоватой, зато массивной статуе крохотную комнатную зверушку. Наполовину придушенная верёвкой, она лежала на боку, тихонько повизгивая. Да, вполне, вполне для того ритуала, который заказал Крадобор. Если потом не вырвет исполнителя, конечно: к людям Викентий был в целом равнодушен, а вот беззащитную собаку жаль почти до слёз.

Само собой как-то пришло в голову, что ничего он для этого жадного урода делать не станет. Но и отказаться прямо сейчас — прямая дорога в подвал, откуда уже не выйти. Вон десяток преданных стражников у стен как смотрит, только дёрнись. Значит, будем хитрее. Магия — она разная бывает.

— Давайте начинать! Солнце полностью в созвездии Пахаря, первый квадранс почти пройден, — заверещал Зеро. — Не тяните, мастер маг, только не тяните время! Самый момент!

Викентий решительно подошёл к статуе, отвязал собачку и подхватил на руки. Саквояж мешался, но тут уж ничего не поделать. Отнёс грядущую жертву на специально приготовленный грубый стол, под которым виднелся таз для слива крови: предусмотрительные какие, чувствуется опыт. Пусть не в магии, но в делах разбойных — точно. Положил собаку на бок, погладил потный бок, почувствовал, как трепещет под кожей сердечко. Колотится, да...

— Так, — наконец сказал аптекарь. — Зеро! Расставляй свечи на полу. Одна пентаграмма, шире неё вторая. Да не так! Просто от каждой свечи внутренней отступи шаг и ставь. Как бы звезда в звезде, понял? Ты ж в звёздах-то должен разбираться, не кучер, чай! Как его, дурака? Мурака, ага.

Астролог вздохнул, но свечи начал ставить по схеме. А вот Крадобор вернулся за стол и продолжил неопрятно завтракать. Тесный круг советников на возню с пентаграммами, собакой и прочими незначительными делами дальше уже не отвлекался. Плотный завтрак в любом случае важнее. 

Эти люди привыкли получать то, что хотят? Пора перейти к сюрпризам.

— Мелом выводи линии, мелом! И ровнее, — прикрикнул Викентий. Зеро суетился вовсю, за столом чавкали, смеялись в голос, звенели посудой. Стражники статуями застыли у стен.

Пентаграммы в задуманном Викентием были даром не нужны, но требовалось как-то отвлечь астролога. Пусть мечется, меньше вреда. Аптекарь открыл саквояж и достал несколько металлических чаш — тоже реквизит для совсем другого спектакля, играть в котором не собирался. В сторону их, в сторону, места полно. Потом подсвечник на пять свечей. Ритуальный кинжал. В сторону. Шкатулку с чёрной заморской солью. Всё в сторону. 

Ага, вот они!

Викентий выудил два резиновых кольца и плотно замотал ими лапы собачки: передние, потом задние. Не хватало ещё ловить её потом по всему залу, когда в себя придёт. Связанная тихо тявкнула.

Готово. Всё было готово. Не бог весть какой он маг, конечно, но и не совсем профан. Задача была проста и понятна: усыпить на время купца и его банду, стражников, отбить им память по возможности, да и смотаться подальше. На большее сил не хватит.

Или?.. Аптекарь вдруг почувствовал, что внутри него разгорается странное белое пламя, словно тот самый цветок, освоившись, вдруг придал сил, налил его скромные магические таланты мощью и позволит сейчас всё. Или почти всё.

Терять время было нельзя: Викентий на глазах изумлённого купца и его шайки взмыл в воздух посреди зала, в последний момент подхватив на руки связанную собаку. В полной тишине — только у одного из стражников упала, загремев, на пол алебарда — он поднялся к потолку, пронзил его, словно пущенная вверх стрела облако, взмыл в горячий воздух.

Где-то далеко внизу под ним уродливым многосторонним узором застыл дворец Крадобора, гусеницы складов, паутинки дорог. Всё это мерзкой опухолью прижалось к морю, будто на берег выбросило гигантское чудовище, уже мёртвое, которое теперь гнило и мешало дышать всему живому.

— Да будет так! — то ли самому себе, то ли солнцу над головой шепнул Викентий, прижимая к себе маленького комнатного пса. 

Пламя вырвалось изнутри и залило всё, вспыхнув нестерпимо ярко. Собака заскулила, но, кроме этого, звуков почти не было — лишь тихое шипение внизу, словно кто-то вылил воду на раскалённые камни в костре.

Раздался треск. Владения Крадобора начали сжиматься, будто из надувной игрушки выпустили воздух, стягиваться в одну точку, сдуваться и мельчать.

Викентий понял, что внизу происходит нечто страшное. Но то, что он поступил по-своему, оправдывало всё на свете. Уже не видно было зданий, массивных башен, крытых тёсом крыш складов и казармы, они исчезли, оставив на берегу светло-жёлтое пятно нетронутого песка, как и выглядел берег задолго до появления здесь человека. Словно новая кожица затянула ожог, говоря: жизнь продолжается.

Осталась еле различимая тёмная точка на песке, к которой он падал сейчас с высоты.

Подлетев ближе и мягко опустившись на песок, аптекарь увидел, что там стоят все владения Крадобора, вероятно, с ним самим внутри: миниатюрная, не больше небольшой шкатулки, копия замка купца, дома, башни, заборы, ворота. Если присмотреться, можно было увидеть совсем уж крошечных людей, в панике мечущихся по двору. Поднялось и опало облачко от выстрела, но самого звука слышно не было.

Викентий опустил собаку на песок рядом и размотал резиновые кольца, освобождая лапы.

— Потерпи. Отведу тебя к графине, всё будет хорошо. А купеческие хоромы с собой прихвачу, у меня давно в кабинете столик пустует.

Он принюхался: еле заметно от результата его магических опытов тянуло сгоревшей кашей и давно несвежей рыбой.

— Придётся колпаком сверху накрыть. Стеклянным. Зато на века сработано.

Викентий рассмеялся и сунул странную копию исчезнувшего дворца подмышку. Собака, фыркая, семенила рядом, иногда отдёргивая лапки от чересчур уж горячего песка. Иногда им казалось, что где-то далеко-далеко звонкий мальчишеский голос выкрикивает: «Счастье! Кому немного счастья?». Тогда аптекарь останавливался и прислушивался, а комнатный пёс просто приподнимал уши и смешно водил в воздухе остроносой мордочкой.

День ещё не перевалил через середину, а маленькое счастье, обещанное Миклашем, уже состоялось. Внезапно Викентий понял, что давным-давно мечтал об этом дне, мечтал стать свободным от чужого зла. Оставалось немало плохого и внутри, но... Маленькое счастье — быть самим собой. Не лучшим из людей, конечно, это пустые мечты, мальчишество. Пусть Миклаш старается, у него же... большой опыт. Но и не худшим из них. 

Достойным того цветка, что танцует на ладони каждого; главное, посмотреть вовремя.