Неуверенный пользователь

Каких только облаков не бывает! 

И кучевые, и перистые, похожие на лёгкую дымку, размазанную по небу зубной щёткой, и грозовые. А ещё перламутровые — страшные. Но это на Земле, там они меняются всё время. А здесь висят постоянной ровной пеленой, заслоняя местное светило. Серые будто покрывало, мутные, плотные.

Здесь — это... Забавно, но имён у открытой планеты целых два. Капитан величает Афродитой, как раз из-за облачности и воспоминаний о Венере, а вот шутник Вольски обозвал Слюной по случаю блестящих болот, которых здесь навалом. И хоть тресни, второе прилипло сразу, а вот богиня любви никак не приживается. Хотя в рапорт занесли именно Афродиту — против капитанского мнения не пойдёшь.

А так, если сверху смотреть на безжизненные белые пятна, Слюна, конечно. Мёртвая вода с каменной взвесью, ничего более. Точнее и не назвать. 

Наплевать, наплевать, надоело воевать...

— Герман Сергеевич, дорогой, а вам как кажется? Успеем завтра Скалу пощупать, изучить маленько? Или лучше сегодня...

Мне-то? Да решительно всё равно. Но кивнул, конечно: невежливо оставлять вопросы без минимального ответа. Мол, понимайте, уважаемый, как хотите.

— Хорошо ответил. Ёмко. 

Вольски усмехнулся и пошёл дальше по лагерю, выстроенному вокруг посадочной капсулы по всем инструкциям космофлота: почти правильный круг из тройного заслона с кучей всяких датчиков, приборов и прочего технического добра. И ряд строительных роботов вдоль забора, конечно.

Мой дом — моя крепость, а как же! Это ещё сверху полусферу силового поля днём не видно, она только в темноте светится. 

В середине наших владений торчит таблетка спускаемого аппарата, рядом — надувные жилые палатки, модуль технической службы, пара ховеров, кухня и медблок. Всё это, разумеется, не в болоте. Кэп выбрал для посадки каменистую гряду на западе самого крупного из трёх континентов ещё с орбиты, задал Степанычу программу, но искин лучшего предложить не смог. Глаз — алмаз, как говорится, качаем капитана на руках. Лишь бы не уронить.

— Чего сидишь? Обедать пошли, Гера.

Это уже Эльза, биолог и врач экспедиции. Немногословная, но душевная барышня, не то, что зубоскал Вольски или слишком уж суровый капитан Бурков.

Обедать так обедать. Дело хорошее.

Невидимое из-за облаков светило с длинным неудобочитаемым названием из пары строчек кода в звёздных атласах, тем не менее пригревало от души. Если бы не обед, никуда я бы не пошёл: тепло, хорошо, никакой суеты.

— Хорошо на Афродите? — степенно шагая по направлению к камбузу, спросил капитан. Сговорились они, что ли, поговорить больше не с кем?

Я снова кивнул. Уже шея болит головой мотать, но вежливость дело такое. Важное. Замкнутый коллектив, психологическая разгрузка.

С посадки прошла неделя. Это если земными сутками считать, здесь-то дни раза в полтора длиннее. И ночи, естественно. За это время свора беспилотников садилась только для подзарядки, взмывая серебристыми мухами на всё новые и новые поиски. Рулил ими Степаныч с орбиты, из нашего старого доброго «Айсберга-18», так что на долю непосредственно команды оставалось — после установки лагеря — спать, есть, обрабатывать информацию и обращаться ко мне с глупыми вопросами. 

Почему глупыми? Да я понятия не имею, успеют ли завтра Вольски с Эльзой изучить хоть что-то на Скале. Или в ней, если найдут вход — беспилотники-то не обнаружили. Судя по орбитальным снимкам, здоровенная штуковина. Капитан сыпал цифрами, но я, признаться, ничего не запомнил. Миллионы тонн, три километра в длину... Или в обхвате? А, да что до того! Не мне же там ковыряться.

После обеда капитан разрешил облёт окрестных болот. Который раз уже, даже Степаныч посмеиваться начал, даром что интеллект у него искусственный: нет здесь ничего интересного. Вся планета — или болота или камень. И не болота это, конечно, скорее озёра. Ямы. Лужи—переростки. Ну, океаны ещё, но там с пробами воды тоже беда, жизни нет.

Вообще нет.

Самая-то и загадка всей Слюны, что ни единого микроба, не говоря о чём покрупнее. Планета земного типа, есть тяготение, атмосфера, магнитные полюса — только вот... А Скала стоит и словно издевается: геометрически точная восьмигранная пирамида на сорок километров южнее лагеря, чёрная как моя жизнь, словно впитывающая любой свет. Если это природный объект, я готов съесть фуражку капитана даже не запивая.

И ничего похожего на Скалу или иные рукотворные объекты на всей Афрослюне больше нет. Вот ведь как.

— Два часа, не больше! Нам ещё ховеры зарядить надо, — крикнул Бурков. Мог бы и не драть глотку, внутренняя связь исправна, зря, что ли, у нас всех по крови наноботы бегают. — И на юг не соваться! Никакой Скалы, ясно? Сектор поездки — север и северо-восток.

Вольски оскалился довольно под шлемом, покрутил головой; Эльза за спиной заёрзала, проверяя крепления, потом воздушный мотоцикл, похожий на гигантскую стрекозу, почти беззвучно взлетел, сделал круг над лагерем и понёсся на север, набирая высоту. Силовое поле пропустило их без вопросов, надеюсь, и с возвращением проблем не будет.

— Молодёжь, — махнул рукой капитан. — Бесятся со скуки, да, Герман Сергеевич? Охламоны.

Я даже кивать не стал. Лень, да и Бурков больше с собой говорил, даром, что вслух. Молодёжь... Он их старше лет на пять, не больше, а ворчит почище профессора Ефанова. А уж тот старикан въедливый.

— Кэп, программа на завтра составлена. Объект Скала требует следующих действий экипажа. Первое... — Искин прорезался, сейчас начнёт нудить, сыпать параграфами устава и технической документацией. Пойду я посплю, пока Степаныч капитана грузит.

Бурков замолчал, внимая, занялся делом, а я как раз в жилой модуль и двинулся. Неторопливо, но неудержимо. Громкость общего канала упала до еле слышного шёпота искина и редких ответов командира. До сих пор не понял, почему Скала, а не, скажем, Пирамида, но это и не важно. Опять капитанские привилегии называть всё через одно место.

Спать. Спа-ать!

 

Сигнал общей тревоги противный. Словно у вас в голове завёлся двигатель некоего древнего образца: визгливый, шумный, то хлопающий разболтанными поршнями, то ноющий сверлом на высоких оборотах. Дрянь, в общем, а не ощущения. Зато игнорировать его не удастся никому.

— Общая тревога, — монотонно повторял Степаныч. — Общая тревога. Потеря связи с членами экипажа.

Я неторопливо слез с постели. Деваться некуда, надо в техблок идти.

В общей сети уже бубнил капитан:

— Штурман Вольски! Врач Линдберг! Вызывает база, вызывает база!

Ага. Учитывая, что ни их, ни пилотирующую систему ховера — тупую, как и все транспортные автоматы, но всё же надёжную — не может найти Степаныч, голосовой вызов самое то. Как в лесу покричать. С указанием должностей.

— Что ж за...

Я зашёл в техблок и уселся на свободном кресле. Капитан был взволнован. Да что там — капитан был не в себе! Я его прекрасно понимал: ни на голограмме Слюны по центру блока, ни на огромной карте окрестностей лагеря — ничего. Ноль отметок. Два человека и ховер испарились к чёртовой бабушке.

— Ответьте базе! Степаныч, запускай глубокое сканирование, метров пять почвы и воды осилишь?

— Да, капитан, есть, капитан. Почва и водоёмы — около трёх минут. Радиус?

— Ну сам подумай, далеко они могли... Километров сто давай.

— С каменными слоями медленнее будет.

— Ну балбес, что ли? Не в камень же они провалились. Болота щупай, болота!

Бурков снял фуражку и бросил её на пол. Вытер потный лоб, наклонился над голограммой, словно всматриваясь. Не в себе командир, но и осудить нельзя.

Степаныч где-то высоко над нами скрипел квази-синапсами и щупал, щупал всё, до чего могли дотянуться лидары «Айсберга», гравитационные, радио и прочие датчики. Вся мощь современной технологии, не зря же звездолёт-разведчик. Хотя и не последней модели, но первые экзопланеты открывали совсем уж на древних аппаратах — и ничего.

— Последний перед исчезновением сигнал ховера откуда был? — уточнил капитан.

— Возле Скалы. Метров пятьсот, — немедленно ответил искин. — Точнее...

Вот придурок Вольски.

Бурков выразился энергичнее, там что-то было про мать и сложную половую жизнь штурмана.

— Да не надо точнее. Всё ясно.

— Сканирование закончено, результат отрицательный.

— Надо думать... — капитан откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. — Найду — прибью гада. Своими руками.

Степаныч издал невнятный звук из своей богатейшей фонотеки. Вроде как и ответил что-то, а вроде — и нет. Мне такому учиться и учиться.

— Вот такая фигня, Герман Сергеевич, — сказал капитан. — Лететь надо туда. Нам с тобой.

Он вскочил с кресла. Минута слабости и растерянности миновала, он снова стал самим собой — уверенным и немного грозным командиром.

— Степаныч, код «Пиастры». Капитанский доступ. 

Шкаф возле входа, который я уж и не надеялся видеть открытым после посадки — атмосфера пригодна и безопасна, биологической угрозы нет, — распахнулся. Оттуда выдвинулся на держателях скафандр высшей защиты, из-под него вынырнул стеллаж, раскрылся книжкой, давая Буркову выбрать оружие из небогатого, но серьёзного арсенала. Я обошёл командира и заглянул внутрь шкафа: там ещё полно всякого добра, жаль, для меня особо ничего нет.

Странно это всё: беспилотники и на саму Скалу садились неоднократно — камень он и есть камень. А с людьми вот какая чепуха вышла. И ховер-то где?

— Шевелись, ждать не буду!

А я что? Я уже запрыгнул в грузовой отсек. На сидении неуютно слегка, привычки нет, а отсюда и обзор отличный, и ветром не сносит. А то у меня глаза слезятся просто так летать, не барское это дело.

В скафандре Бурков был похож на киногероя. Ещё и крашер с плеча свисает на ремне — красиво! Броня, ствол, мужественное лицо, затенённое стеклом шлема. Минимум рекламы — и можно сделать героем всех восьми обитаемых планет. Да девяти уже, если Слюну считать.

— Залезай, не тормози!

А я опять-таки что? Я как скажут. Протиснулся, забрался глубже в грузовой отсек, прильнул к стеклу. Крышка люка над головой зашипела, закрылась. Противный звук, но уж получше общей тревоги.

Полчаса делать было решительно нечего. Я дремал, поглядывая на бесконечные белые разводы болот на фоне рыжеватого камня. Ни души. Краем сознания слушал активные переговоры кэпа со Степанычем, доклады искинов беспилотников — ага, всю стаю Бурков с собой прихватил, расположив их выше нас и по бокам. Где-то сзади летели даже четыре строительных робота в боевой трансформации. Серьёзная штука, если уметь пользоваться.

Капитан умел.

По меркам эдак двадцатого века наша тесная компания могла бы разнести танковую армию, например. И даже не вспотеть. Роботы вообще редко потеют, кэпа оберегает скафандр, а я... Ну да мне тоже вполне нормально.

— Верхний эшелон — контроль пространства, левое крыло окружает Скалу по периметру, правое — охрана ховера. Степаныч, расставь сам.

Два километра ещё. Я лениво выглянул в остекление. Да, засуетились треугольники, оцепили нас снизу. Теперь к танковой армии можно добавить и столичную систему ПВО из той же седой старины, мы бы прорвались. Только вот нет здесь никого, мы — и Скала впереди. Здоровенная она вблизи.

Прикрыл глаза, глянул через нейросеть на всю нашу суету. Доступ только на просмотр, неуверенный я пользователь. Но увиденное впечатляло, конечно. Грани Скалы облепили цепочки вырвавшихся вперёд беспилотников, с четырёх сторон сверху всё это контролировали лазерные пушки строительных роботов. Лепота и победа человеческого разума.

Где только Вольски с Эльзой?

— Расстояние до цели семьсот тридцать метров. Семьсот. Шестьсот двадцать.

По ощущениям — а на что ещё полагаться? — нам сзади влепили отменного пинка. Ховер закрутило огромной бабочкой, выключилась вся электроника, на общем канале связи, забивая всё, противно заскрежетало. Меня бросало по отсеку, вертело, ударяя то о стекло, то о пол, почти размазало. 

—...ныч! Сроч...

Скрежет забил всё. Сомневаюсь, что искин корабля хоть что-то услышал. Я вцепился в тканевую обивку отсека, но это мало помогло: оторвало и снова швырнуло вперёд, в стекло, где вместо безумного калейдоскопа резко нарастало чёрное.

Скала? Скала... Сейчас нас разнесёт на много маленьких космонавтов.

Кажется, ударили лучи лазеров, скрещиваясь перед нами на чёрной вязкой поверхности Скалы. Роботы трудились по какой-то своей программе, где важнейшим стало не изучение и анализ, а спасение экипажа. Пирамида втянула излучение, впитала его, оставшись целой.

А потом раздался хлопок, запахло горелым в неестественной смеси с тонким цветочным ароматом, нас внесло куда-то и выкинуло на прохладный пол, как нерадивая хозяйка выплескивает из ведра воду, не заботясь о брызгах.

Ховер исчез, словно растворился на этой стадии перехода. Бурков лежал лицом вниз, совершенно голый — и где там его высшая защита и надёжный крашер на ремне?

Эхе-хе.

Я неуверенно встал, осматриваясь. Тусклый, неведомо откуда идущий свет. Помещение повторяло контуры самой Скалы, но в гораздо меньшем масштабе. В сходящихся далеко вверху гранях, словно в янтаре, виднелись две фигуры. Тоже голышом, не западня, а нудистский пляж какой-то... У Эльзы глаза были открыты, рот искривлён в крике или проклятии, а штурман необычно спокоен, лицо напоминало посмертную маску. Больше его ничего не смешит?

Капитана вдруг подбросило, окутало облачком искр и поволокло к свободной стене, легко разворачивая в воздухе ногами вниз. Потом впечатало, с лёгким причмокиванием всосало внутрь. Но, несмотря на то что тело полностью погрузилось в камень, Буркова было прекрасно видно. До мельчайших деталей.

— Несовершенная форма жизни, — задумчиво сказал некто вслух. Медленно, будто подбирая даже не слова — каждый звук. — Снова не то.

Я попытался открыть канал связи. Потом карту. Затем хоть что-то из функций нейросети. Бесполезно.

Такое ощущение, что всю кучу вживлённых в кровь наноботов вымыло этим переходом внутрь Скалы. И остался я один, голый и босый, против злого неземного разума.

Утешало только, что не впечатанным в грань пирамиды. Пока что.

— Почему ты молчишь, Герман... Сергеевич? 

Вот убейте меня, голос был неживой. Искусственный. И, в отличие от Степаныча, никаких эмоций даже имитировать не пытался. Интересный шанс.

Я откашлялся. Так себе прозвучало, несолидно, но уж как есть.

— А что я должен сказать?

Произношение у меня было не очень. Несмотря на перестроенную до рождения гортань (да и много чего ещё), долгие тренировки и острую необходимость, говорить я ненавидел.

К запахам горелого и цветов добавился неуловимый аромат воды. Да-да, она пахнет даже чистая. Особенно чистая.

Сдаётся мне, мне морочат голову. Или это такой эксперимент? Посмотрим.

— Кто ты такой? Ты не похож на эти низшие формы разума, у тебя сложная эмоциональная сфера. Из всех, кто попал в... Скалу за последние тысячу циклов, наиболее интересный экземпляр.

— Гм.

А что ещё сказать? Приятно, конечно.

— Когда мои создатели умирали, поручено было передать ключи от планеты наиболее подходящему пришельцу. 

Совсем интересно. Стало быть, я и...

— Они... члены экипажа мертвы?

— Нет. Глубокая заморозка, но она обратима.

— А что там насчёт ключей от Слюны?

Повисло молчание. Судя по всему, неведомый иноземный разум задумался. Или сражается с ордой беспилотников снаружи, или решил помолчать. Главное, чтобы Степаныч не ударил орбитальными орудиями по пирамиде, нехорошо получится.

— Встань в центре зала, — наконец откликнулся голос. Впервые в нём прозвучали какие-то эмоции, но я не совсем уловил их смысл.

В центре так в центре, где наша не пропадала. 

Стены исчезли. Я висел в пронизанном лучами пространстве, я видел всю планету, да что там! Я и был всей планетой. Теперь передо мной распахнулось такое знание, что жалкая нейросеть казалась детским рисунком на песке прямо перед тем, как неуверенные кривые линии слижет волна.

Я знал, кто — точнее, что — со мной говорило.

Какая гигантская энергия была мне доступна.

Я видел бессильно долбящие своим жалким оружием в стены несокрушимой Скалы беспилотники.

Ощущал неживой разум корабельного искина.

Мог создавать материки и осушать океаны.

Эта чёртова пирамида сделала меня подобным Богу на Слюне. Я мог дать планете жизнь. Мог окончательно разрушить всё, превратив в бушующий океан лавы.

А если честно, мне-то хотелось есть. Так всегда бывает от стресса.

— Степаныч, доступ «Сверх один». Перестань барабанить по Скале, мы скоро выйдем.

Понятия не имею, как я до него докричался без общего канала связи, но атака немедленно прекратилась.

— Разморозить экипаж. Они, конечно, низшая форма жизни, — я фыркнул, — но больше приспособлены для дела. Опять же обеды у Эльзы — прелесть.

В полутьме помещения разлился чарующий аромат мяса. Да, вот так гораздо лучше.

— Передаю командование капитану, — сказал я, дождавшись, пока тела выдернут из стен и сложат рядком на полу. — Когда очухается. Это его дело разбираться с командным пунктом планеты, а не моё.

— Передача полномочий? — уточнил голос.

Бурков пошевелился и застонал. Вольски приподнялся на одном локте, обвёл мутным взглядом умирающего попугайчика пещеру и вновь рухнул на пол. Ничего, отойдёт.

— Да.

— Принято.

 

Когда мы выбрались наружу, стемнело. 

Рой беспилотников уже садился на открытую теперь для всех площадку — грани Скалы будто сдвинулись вниз и растворились в ночном воздухе. Экипаж немного смущался друг друга, всё же голые, но слаженно работал, отдавая указания Степанычу через голосовую связь севшего строительного робота. С инопланетным голосом же общался исключительно капитан.

— Герман Сергеевич, давай-ка обновим нейросеть! — наклонилась надо мной Эльза со шприцем в руке. — Иди ко мне, мой хороший!

Я мурлыкнул и с удовольствием потёрся загривком о прохладную ногу. Котам всегда приятно внимание низших форм разума.

Особенно, если впереди ужин.